[14325]

21.05.2015 в 14:30

Пишет  Голова Великого Магистра:

Автор: Голова Великого Магистра
Название: You can stop. You can’t stop.
Бета: небечено, вычитано с помощью ворда
Фандом: Kingsman: Секретная служба
Основные персонажи: Гэри «Эггси» Анвин, Гарри Харт
Пэйринг или персонажи: Гарри/Эггси
Рейтинг: NC-17
Жанры: slah, romance, angst, UST
Предупреждения: Гарри уполз; обсценная лексика; кроссдрессинг (без кинка на него)
Размер: миди, 19341 слово.
Саммари: лучшее саммари – это заявка Инь Ян: «1.17. Гарри, улетающий по Эггзи. Чтобы его, всего такого собранного и правильного, аж корчило от желания. Для иллюстрации - вот этот клип. А Эггзи чтобы ни сном, ни духом был не в курсе. До последнего момента, когда у Гарри таки сорвет резьбу».
От автора: допущена ошибка в танцевальной терминологии, поэтому танцующим просьба или не читать, или не плеваться.
За второй эпиграф спасибо Призрак Лели!

читать.
Продолжение в комментариях.

— Мы поднимаемся?
— Нет, напротив, опускаемся!
— Хуже того, мистер Смит, мы падаем!
Жюль Верн «Таинственный остров».


Не дай вам бог, дитя мое, узнать,
Как тяжело любить такой любовью,
Рыдать без слов, метаться, ощущать,
Что кровь свинцом расплавленным, не кровью,
Бежит по жилам, рваться, проклинать,
Терзаться ночи, дни считать тревожно,
Бояться встреч и ждать их, жадно ждать;
Беречься каждой мелочи ничтожной,
Дрожать за каждый шаг неосторожный,
Над пропастью бездонною стоять
И чувствовать, что надо погибать,
И знать, что бегство больше невозможно.
А.А. Григорьев

Первый раз было даже смешно, когда у него встал на этого несносного мальчишку. Смешно и удивительно – Гарри Харт давно вышел из того возраста, когда не мог контролировать свою эрекцию; и даже не в возрасте было дело, а в выдержке и самоконтроле, которые он тренировал годами, и справедливо считал, что достиг немалых успехов в этой области. А тут посреди совещания, когда все взгляды устремлены в экран, проявляющийся на картине, стоит только надеть очки, Гэри Анвин, новый Оуэн, облаченный в костюм, но оставшийся при этом самим собой, громко комментирует происходящее на мониторе и смеется. Галахад с трудом сдерживает ответный смешок – его шутке все еще немного не хватает изящества, но это уже далеко не плебейский юмор – и маскирует его, растворяя в глотке воды. Он видит недовольные лица остальных агентов – те явно считают остроту неуместной, хихикает только столь же юный, как и сам Эггси, Ланселот – и испытывает прилив гордости за своего мальчика. Со смерти Артура прошло еще не так много времени, поэтому Кингсмен продолжал автоматически функционировать в прежнем режиме. Честер Кинг был прекрасным начальником, но именно при его руководстве в Кингсмене слова "джентльмен" и "сноб" стали считаться синонимами, что Гарри категорически не нравилось. Его утонченную натуру раздражала эта подмена понятий. Эггси, который был так похож и одновременно не похож на Ли, стал шальным ветром, врывающимся в неплотно прикрытую дверь и пробирающим всех до костей. Он имел все шансы встряхнуть это пафосное болото спесивых агентов, которые, как иногда казалось, совершенно разучились радоваться жизни.
И вот смех Анвина прокатывается дрожью по позвоночнику, оседает истомой у него в паху и заставляет его член напрячься. Галахад не видит в этом никакой проблемы. Взять себя в руки – дело нескольких секунд, да и полы пиджака помогли бы замаскировать любое возбуждение, благо этого сейчас не требуется.
Проблемой это становится в общей душевой после одной из совместных тренировок. Гарри нравится тренировать Эггси: он гибок, ловок и силен, все схватывает на лету и, похоже, понимает его с полуслова. Он очень рад, что не ошибся в своем выборе: сын Ли и сейчас дает фору многим новобранцам, а со временем станет первоклассным агентом Кингсмен. Восхищение и восторг, плещущиеся на дне зрачков Гэри, порядком льстят Харту, а его мимика вызывает неподдельный интерес – лицо мальчишки настолько подвижное, что могло было быть вылеплено из податливого мягкого пластилина, полностью покорного рукам его владельца. Гарри ловит себя на том, что иногда ему хочется лишний раз поддразнить Эггси, заставить среагировать на свои слова новыми изменениями пластичных черт лица.
Галахад без всякой задней мысли смотрит на подтянутую мокрую задницу Гэри Анвина, перекатывающиеся под упругой кожей накаченные мышцы и потеки пены, теряющиеся в ложбинке между ягодиц. Он не рассматривает его как объект сексуального вожделения – это, скорее, походит на взгляд ученого, столкнувшегося с новой, ранее неизведанной формой жизни. Эггси разительно отличается от всех, кого он знал – на этом базируется его интерес. Только его собственное тело имеет свое мнение на этот счет и выдает такой стояк, какого не было уже давно. От напряжения начинают болеть яйца, а член становится просто каменным. Эггси продолжает все еще что-то щебетать, создавая активный звуковой фон, усиленный пустым пространством, облицованным кафельной плиткой. Гарри никогда не нравилась акустика ванных комнат, но Эггси это совершенно не смущает – похоже, он рассказывает очередной пошлый анекдот, коих в его арсенале хватит лет на десять. Галахад в это время думает, что будь он дома, то с удовольствием бы подрочил, а сейчас остается только торопливо смыть шампунь с волос, несколько минут провести под ледяной водой, витиевато извиниться и сбежать, дабы спрятать небольшую неловкость под мягкой тканью махрового полотенца. И для его органа она как наждачная бумага в данный момент.
Гарри понимает, что влип, когда Эггси фамильярно хлопает его по плечу и коротко отирается бедрами о его ягодицы, беззастенчиво нарушая все мыслимые и немыслимые границы личного пространства и прикрываясь тем, что ему нужно просочиться поближе к карте. Впрочем, все несколько хуже: ему и правда нужно всего лишь подойти ближе, и когда Галахад его пропускает, чуть подвинувшись так, чтобы не касаться других агентов, Гэри встает рядом, бессовестно прижимаясь к его бедру, и оставшуюся четверть часа совещания время от времени обжигает дыханием его ухо, передразнивая Персиваля. К тому же мальчишка просто не может стоять на месте спокойно и, вертясь, постоянно задевает его кисть своими пальцами. Гарри хочется отстраниться, потому что от этих прикосновений от запястья вверх бегут мурашки, заставляя приподниматься волоски на теле, а член – реагировать на каждое касание. Он остается полностью невозмутимым, но эти недолгие минуты рядом с его мальчиком ощущаются сейчас пыткой – и он знает, о чем говорит, ему есть, с чем сравнивать. В этот раз Галахад пропускает половину инструктажа. Обычно его натренированный мозг отлично работает в автоматическом режиме: можно хоть список покупок на вечер составлять, все равно он запомнит все почти дословно. Эта уверенность лежит в основе многих его действий. Точнее, лежала, потому что сейчас у него явственно темнеет в глазах от возбуждения, а мозг только издевательски подкидывает картины Эггси со спущенными до колен штанами, распяленного по всему огромному столу Мерлина, вжатого грудью в контрольную панель и возбужденного точно так же, как сам Гарри. Гарри Харт окидывает Эггси непринужденным взглядом. Нет, мальчишка заинтересован в нем только как в наставнике, учителе, возможно, еще как в интересном собеседнике и агенте Кингсмен, имеющем колоссальный многолетний опыт. Наверное, Эггси заинтересовался бы Гарри еще и как потенциальным собутыльником, знай он, сколько может выпить агент Галахад, пока не опьянеет. А после этого – и еще больше. Но в Гэри Анвине невооруженным глазом заметно полное отсутствие сексуальной заинтересованности относительно Гарри Харта – это легко читается по его взглядам, языку жестов и даже пресловутой мимике. Это немного печалит и вызывает определенные проблемы физиологического характера, как сейчас, но все правильно: он – не пара для Эггси. Старше его настолько, что еще немного, и он мог бы годиться не только в отцы этому мальчику, но и в дедушки. То, что он открыл для него новые возможности и путь саморазвития, никак не отменяет того факта, что Ли Анвин погиб исключительно по его вине. Возможность стать агентом Кингсмен – тот минимум, который Гарри Харт мог для него сделать.
Его рациональный разум прекрасно осознает разумность всех доводов, и тело, поднимающее бунт на корабле, не имеет в этой ситуации права голоса, так же как и чувства, намекающие на свое наличие. Решение задачи элементарно и не допускает никаких разночтений: нужно всего лишь увеличить физические нагрузки и дистанцию между ними, сократить количество ситуаций взаимодействия вне работы и, пожалуй, следует обновить коллекцию порно. Если его организму не хватает эндорфинов, адреналина, окситоцина и кортизона, это легко исправить, для этого совершенно необязательно присутствие юного Анвина в его постели.

***

Обжигающе горячая вода, почти кипяток. Обычно Галахад предпочитает душ – это быстрее, удобнее и дает более доступную возможность использования температурных колебаний. Но за последние дни он так измотал свои мышцы на тренировках, что им требуется что-то посильнее проточной воды. Пришлось даже внять совету Мерлина и добавить в воду антикоагулянт, превративший привычную прозрачность в туманные завихрения.
Он содрогается всем телом от резкого перепада температур, вытягиваясь в ванне, и укладывает руки на бортиках. Гарри медленно выдыхает, делает глоток скотча и откидывает голову назад, ощущая огненную волну, прокатывающуюся по пищеводу, обволакивающую желудок и сравнивающую температуру внутренностей и покрасневшей, покрывшейся испариной кожи.
То, что с ним происходит, смахивает на какой-то агонизирующий гормональный всплеск. Когда в очередной раз он не видит мальчишку на совещании, то сначала испытывает облегчение – наконец-то перерыв в череде спонтанных эрекций – но уже через несколько часов так изводится от беспокойства, что идет узнавать у Мерлина, куда делся вездесущий Гэри Анвин. Его двухнедельная миссия кажется благом, за это время Галахад точно успеет привести свою голову в порядок и напомнить телу о железной дисциплине. Однако даже здесь все оборачивается иначе. Отсутствие Эггси позволяет осознать, насколько плотно несносный мальчишка вплавился в его жизнь. Когда это было необходимо, Эггси безукоризненно изображал джентльмена: сложные словесные конструкции из его уст звучали так естественно, словно он с рождения воспитывался при дворе каким-нибудь гувернером старой школы. Плавные движения, неторопливая речь... Боже, когда Гарри впервые это услышал, он был готов не по-джентльменски распахнуть рот от удивления: Оуэн мастерски копировал речь прирожденных аристократов, растягивая гласные и непринужденно четко артикулируя каждое слово. Он так и не сказал об этом Эггси, но в этой области тот действительно превзошел все самые смелые его ожидания. Но как только за ним закрывалась последняя дверь, имеющая отношение к заданию, с мальчишки мгновенно слетал весь джентльменский лоск, словно мельчайшие частицы сусального золота под легкими взмахами лампемзели. Агент Оуэн мигом превращался в Эггси Анвина, сменившего куртку сбесившегося желтого цвета на строгий костюм, а кроссовки с крыльями – на классические оксфорды. Но это единственное, что в нем менялось. На все замечания о манерах Эггси добродушно парировал, цитируя самого Гарри: джентльмен должен оставаться собой, и Гарри нечего было на это возразить – он действительно так считал. Мальчишка гораздо больше ему нравился именно в таком образе: невероятное сочетание безупречного внешнего вида и дерзость поведения – в этом был весь Эггси. Когда он влетал в помещение, казалось, вся мебель начинала сходить с ума, не говоря уж об остальных агентах. Мерлин так часто закатывал глаза, что на эту тему хотелось пошутить уже смому Галахаду. Гэри зубоскалил всегда и везде, умудряясь доводить невозмутимого Персиваля до состояния белого каления. Гарри чуть не расхохотался в голос, случайно услышав, как за стаканом джина Персиваль жалуется Гавейну на поведение Анвина. "С ним не может справиться даже Галахад!" – заплетающимся языком говорил он, проглатывая окончания слов. И в этом Персиваль ошибался. Гарри мог утихомирить Эггси в любую секунду, даже когда это торнадо уносило за девятку по десятибалльной шкале. Достаточно было нескольких хлестких слов, иногда взгляда, а иногда хватало простого прикосновения – стоило опустить руку на его плечо, и Эггси успокаивался. Из беснующихся потоков воздуха за несколько секунд он превращался в море в состоянии полного штиля.
Галахад ощущал эту странную связь между ними с первой встречи, с того самого похлопывания по плечу в пабе, которое было нужно, чтобы прикрепить датчик. Его самого тогда прошибло так, что на мгновение показалось, что сработало кольцо (хотя Гарри прекрасно знал, что оно на другой руке), и тут же он ощутил всплеск покоя в ответ. Природу этой связи Гарри начинает осознавать только сейчас. Его тело оказалось прозорливее разума и за неделю открыло ему глаза на то, что раньше не приходило ему в голову: он влюблен в Эггси. Если бы не движения, реакции, а порой, и мысли, отработанные до автоматизма и сводившие градус внимания к себе почти на нет, давно можно было бы заметить, как часто он испытывает желание вернуть Эггси столь же восхищенный взгляд.
Полторы декады без Эггси позволяют Гарри Харту рассортировать себя по папкам, восстановить душевное равновесие и заставить активировавшееся либидо подчиняться разуму. Никаких спонтанных эрекций на работе, никаких эротических снов и бесплотных надежд; единственное, что позволяет себе Галахад – мастурбировать перед сном. Как оказалось, для этого совершенно не понадобилось не просто обновлять коллекцию порно, а даже включать что-то из него: хватает просто подумать о Гэри, чтобы его изголодавшееся тело выдавало твердокаменную реакцию.
Гарри одним глотком допивает скотч, опускает стакан на пол и прикрывает глаза, сползая ниже. Раздвигает ноги, сгибая их в коленях, погружает руки глубоко в воду и скользит собственными ладонями по внутренней стороне бедер, представляя на их месте совсем другие руки. У себя дома он может расслабиться, сбросить так иногда надоедающий костюм и отбросить маску добропорядочного джентльмена. «Мой мальчик», – чуть слышно выдыхает он, проводя кончиками пальцев по своему члену. Иногда Эггси хочется завалить на ближайший стол, нагнуть, впечатав лбом в первую же попавшуюся на их пути стену, но сейчас он готов был бы отдаться во власть его рук и губ, если бы эти руки и губы здесь сейчас присутствовали. Мальчишка уже не раз прикрывал его спину на заданиях, и не доверять ему после такого было бы верхом глупости; взаимное доверие в постели открывает неизведанные границы удовольствия, Галахад давно знает об этом, поэтому в его фантазиях Эггси всегда является полноправным участником всех действий, а не только возбужденным приёмником его члена. Гарри нравится представлять неторопливые, но по-юношески жадные ласки; его пальцы повторяют контуры члена, медленно обводят набухшие вены и алчно накрывают головку. Волна жара пополам с нарастающей дрожью затапливает все тело, размазывая остатки самообладания горячей карамелью и выступая испариной на лице. Гарри Харт сдавленно стонет, стискивая член в кулаке. Размеренные тягучие движения заставляют нагреваться даже воздух вокруг. Галахад представляет, как мальчишка облизывает губы в предвкушении, поднимает на него безумные глаза, в которых бушуют вихри, и тихо шепчет: «Гарри…» Эггси не замечает, что иногда грассирует, произнося его имя, и сейчас этого воспоминания достаточно, чтобы тело выгнулось, подаваясь навстречу руке и воображаемым губам. Несколько грубоватых движений, острая судорога, выдирающая короткий стон из губ – и вереница бесконечных мгновений блаженства.
Гарри обмякает в ванне и лениво думает, что нужно было взять с собой всю бутылку скотча.

***

Смерч по фамилии Анвин врывается в зал, когда Гарри его совсем не ждет. Он не сбивается с ритма, продолжает мерно ступать по беговой дорожке, сохраняя заданный темп бега; четвертый час тренировок выбивает из головы все неподходящие мысли, заставляя тело гудеть от усталости, но внутри сейчас равновесие и покой.
Эггси почти бегом пересекает спортивный зал, возникает у него перед глазами и тараторит:
– Где тебя носит?! Я полздания обегал, пойдем, я жрать хочу!
Гарри чуть улыбается, мастерски уворачиваясь от его пальцев, скомкавших воздух недалеко от его предплечья, окидывает взглядом недовольное лицо и спокойно произносит:
– Научить тебя стучать – бессмысленное занятие, я уже понял, но с каких пор ты перестал здороваться? Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне всегда казалось, что этому учат даже детей. Давай, попробуй, это несложно. Нужно всего лишь сказать: «Здравствуй, Гарри».
Галахад не сбивается с дыхания – не на такой скорости – и внимательно осматривает Эггси. Никаких внешних повреждений, костюм несколько небрежно помят, прическа – нечто среднее между хаосом и аккуратной укладкой; судя по движениям, никаких существенных ранений – все в норме.
– Глубокоуважаемый мистер Харт, спешу засвидетельствовать Вам все свое почтение, и позвольте смиренно поинтересоваться, не соблаговолите ли Вы убрать свою задницу с тренажера, чтобы разделить со мной дюжину стейков и три бутылки виски? – издевательски выдает Гэри Анвин, нисколько не смутившись. Впрочем, глаза его остаются ясными и спокойными.
– Дюжину стейков? – невозмутимо уточняет Гарри.
– То есть три бутылки виски у тебя вопросов не вызывают! – Эггси усмехается и возвращается к своей обычной манере речи: – Гарри, кончай выпендриваться, я страшно голоден, идем уже.
Три бутылки виски вопросов у Галахада и правда не вызывают – две он способен выпить за ночь без проблем, а под хорошую закуску можно и три, но количество стейков вызывает логичный вопрос. Он кидает быстрый взгляд на таймер:
– Через полчаса я закончу тренировку. Плюс душ.
– Гарри, меня не было две недели!
– Мне нужно закончить тренировку, – спокойно повторяет Галахад. Две недели самоконтроля и армейской дисциплины позволяют его телу сохранять полное спокойствие, хотя, если быть до конца честным самим с собой, он скучал, но Эггси не следует об этом знать.
Гарри Харт с удовольствием наблюдает за мимикой Эггси, обдумывающего сложившуюся ситуацию, и с интересом ждет развития событий. Мальчишка удивляет его в очередной раз: склоняется, проезжаясь кистью по его руке, нажимает что-то на панели управления, несколькими уверенными щелчками меняя режим, выпрямляется и дерзко смотрит в глаза:
– Закончишь через десять. Через пятнадцать минут я жду тебя внизу. Гарри, я дьявольски устал, – жалобно добавляет он.
От прикосновения к коже Эггси, Гарри бросает в жар. Он стягивает с шеи полотенце и вытирает пот, чтобы спрятаться от взгляда, который снова провоцирует его тело на мгновенную реакцию. «Дьявол тебя побери, Гэри Анвин!» – раздраженно думает он, сдерживая желание швырнуть в него полотенцем, а потом трахнуть его прямо на этой гребаной дорожке, скорость движения полотна которой этот мелкий засранец увеличил в три раза!
– Будешь есть, пока не прикончишь свою дюжину стейков, – мрачно обещает Гарри, ускоряясь и подгоняя дыхание под новый темп.
– Мистер Харт, может, я недостаточно вежлив, но я не жадный: шесть из них твои! – ржет мальчишка, машет рукой и уходит, оставляя Гарри Харта восстанавливать дыхание и пошатнувшийся самоконтроль.

***

Гарри последовательно и методично уничтожает третий стейк и вторую бутылку виски. Вся армейская дисциплина рухнула в присутствии Эггси в момент – и это стало для него неприятной неожиданностью. Холодный душ после тренировки сбил легкую эрекцию и прочистил голову, в кэб Гарри Харт сел холодный и спокойный, но на этом все и закончилось.
Гэри, расслабленно откинувшись на сидение, со смехом рассказывает, как его трижды чуть не пристрелили и один раз почти зарезали. Агент Галахад чувствует, как глухо стучит его сердце где-то районе шеи, галстук на которой ощущается сейчас затягивающейся удавкой. Сколько раз он сам играл со смертью, сколько раз смеялся на эту тему, но возникающие картины окровавленного умирающего парня не идут у него из головы. Клокочущая в горле кровь, алая пена на губах, стекающая к уху из уголка рта, выцветающие серо-зеленые глаза... Гарри хочется со стоном прижать к себе крепкое тело, ощутить бьющую из Эггси энергию – почувствовать, что он жив. Он невидяще смотрит перед собой до тех пор, пока не чувствует тепло, окутывающее пальцы. Галахад переводит взгляд на руку, потом поднимает глаза и утыкается в широкую улыбку, но настороженный взгляд за стеклами очков и то, как Эггси сжимает его пальцы, демонстрирует, что эта белозубая радость напускная.
– Гарри, ты меня вообще слушаешь? Для кого я тут распинаюсь?! – зубоскалит агент Оуэн, но его взгляд сейчас, как мощные рентгеновские лучи, проникает под кожу, обнажая внутренности.
Гарри не прячется и не закрывается от этого природного сканера, не отдергивает руку; лучшим вариантом было бы улыбнуться и изящно сострить в ответ, однако он отвечает с неожиданной для него самого серьезностью:
– Конечно, слушаю. Будь осторожнее.
– Куда уж осторожнее! – фыркает Эггси и не спешит убирать руку с руки наставника. – Я положил всех за десять минут!
Остаток пути они оба делают вид, что их руки на сидении кэба, одна на другой – в порядке вещей.
У бара Гарри выходит первым, нехотя высвобождая свои пальцы. Он занимает большой стол с таким расчетом, чтобы они сидели друг напротив друга и как можно дальше – в машине он и так позволил себе лишнего. Эггси, уже плюхнувшийся на табурет у барной стойки, недовольно морщится, но подчиняется. Галахад непоколебим: после трех бутылок виски он точно разложит парня на табуретах, наплевав на все. Они стоят достаточно близко для того, чтобы извертевшийся Эггси довел бы его до белого каления за пару часов, и хватило бы всего два барных стула, чтобы уложить его на лопатки с известной целью. А если раздвинуть его ноги и закинуть на себя, получится вообще отлично.
Сейчас их разделяют несколько футов дубового полотна, и им сложно было бы дотянуться друг до друга, если бы они даже этого захотели. И они этого не захотят. Точнее этого не захочет Эггси, а Галахаду такое расстояние позволяет четко контролировать все внутренние тормоза. Впрочем, он быстро понимает, что против трех бутылок крепкого алкоголя нужно было тоже возражать: мальчишка, ничтоже сумняшеся, заказал их сразу, как они пришли, а вот стейков пока взял полдюжины на двоих. Гарри Харту достаточно быстро приходится скинуть пиджак, распустить галстук и закатать рукава рубашки выше локтя – пьяный раскрасневшийся Гэри Анвин заводит его больше, чем он ожидал, и от этого тело бросает в жар. По-хорошему, Эггси после задания нужно было спокойно поужинать и идти отсыпаться: мальчишки хватает на вялое поглощение одного куска мяса и половину бутылки виски – и говорить не о чем, смешно даже. Дальше его почти развозит, но вместо того, чтобы собираться домой, он упрямо ковыряет ножом второй стейк, время от времени заливая в себя янтарную жидкость.
– Гарри, по-моему, ты голоднее меня, – пьяно смеется Анвин, обжигая Галахада нетрезвым взглядом. – Может, тебе заказать еще парочку?
– Ты же грозился съесть, как минимум, шесть, – спокойно возражает Галахад и отправляет в рот очередной кусок мяса. Он давно уже наелся, желудок с утра вообще активно выскажется на эту тему, но останавливаться он не собирается. Сейчас это его сублимация – еда вместо секса – и Эггси знать об этом совершенно необязательно.
– Ну, знаешь, я не такой монстр, как ты! – Эггси фыркает, окунает очередной кусок мяса в соус и смачно промахивается им мимо рта, попадает туда только со второй попытки. – Похоже, тебя нельзя приглашать в гости – разоришься!
– У тебя соус на лице, – Галахад спокойно откладывает приборы и протягивает ему салфетку. Мальчишка послушно ее берет и с остервенением трет другую, чистую щеку. – С другой стороны, – педантично уточняет Гарри.
– Да и по фиг! Ты – зануда.
Эггси раздраженно откидывает лоскут ткани куда-то за спину. Гарри невозмутимо наблюдает за его полетом и парирует:
– А ты ведешь себя, как ребенок. Манеры, Эггси, манеры. Манеры – лицо мужчины.
Парень недовольно ухмыляется и явно не собирается ничего делать со своим испачканным лицом. Его взгляд, дерзкий и непокорный, – это очередной вызов, и он достигает своей цели: Галахад чувствует нарастающее раздражение.
– А что тебя не устраивает? – алкоголь делает свое дело, и Эггси начинает заносить. – Я выгляжу, как свинья? Ну, извини.
– Скорее, как поросенок, – конкретизирует Гарри, привстает, склоняется через стол, хватает Эггси за галстук, заставляя наклониться навстречу, и большим пальцем стирает соус из уголка рта. Дальше он спокойно опускается обратно и, не отводя взгляда от удивленно расширившихся зрачков, облизывает свой палец. Галахад мог бы придумать себе сотню оправданий, начиная с того, что салфеток за столом больше не осталось: свою он отдал Эггси, а салфетка мальчишки оказалась под столом в первые полчаса их пребывания в баре; но он прекрасно сознает, что все это – просто потеря контроля. Надо валить отсюда, пока еще есть возможность не перешагнуть последнюю черту.
– Смотри, Джек, – раздается хриплый насмешливый голос у него за спиной, и к столу подходят трое парней. Или четверо – Галахад не собирается уделять им никакого внимания, поэтому даже не поворачивает головы. Его боковое зрение голосует за наличие трех мужских особей, а слух сигналиризует о четырех. – Да у нас тут «голубки». Давай им поможем? Кто из вас будет первый, мальчики? Молодой или старый?
Гарри возводит очи горе. Он злится. Не столько на этих уродов, сколько на себя: ситуация с соусом вышла за грань допустимого.
– Шли бы вы отсюда, джентльмены, – сквозь зубы советует он.
– О, смотри, дедуля вызвался первым! – пьяный смех провоцирует затапливающую сознание ярость. – Хочешь выйти и поговорить?
– С удовольствием, – Гарри улыбается, поднимаясь из-за стола, и окидывает взглядом компанию: четверо амбалов, три ножа, два пистолета, пара кастетов – ничего серьезного не предвидится. – Я скоро, – ровно говорит он шевельнувшемуся Эггси и отрицательно качает головой, показывая взглядом: «Сиди здесь».
– Я на твоем месте не был бы так уверен, – кто-то, кажется, пресловутый Джек, ненавязчиво подталкивает его кулаком в спину в направлении выхода, и от этого прикосновения перед глазами возникает кроваво-красная пелена. Галахад внешне никак не реагирует, сдержанно шествуя по направлению к двери, и слышит за спиной омерзительный смех и обещания вернуться за Эггси.
От первого удара он уклоняется без труда – сразу было понятно, что его ударят со спины, не зря же компания выделила замыкающего. Он поводит плечами, наклоняет голову, проверяя состояние тела, и удовлетворенно усмехается: мышцы после тренировки все еще разогреты, ему не нужна даже небольшая разминка, можно сразу наслаждаться боем.
Гарри бьет, не сдерживаясь. Он просто не целится в жизненно важные точки – убийство не входит в его планы – но с удовольствием ломает носы, пальцы и челюсти. Пропущенная пара ударов по корпусу и один в лицо только добавляют азарта. Он с трудом удерживается от искушения проломить коленную чашечку ударом ноги, но не отказывает себе в маленькой радости: воткнуть нож в бедро противника и повернуть на девяносто градусов, чтобы рана не закрывалась. Почему-то это особенно злит оставшуюся пару парней. Хотя, возможно, их раздражают стоны друзей так же, как они сейчас раздражают самого Галахада: раны-то пустячные, и этот скулеж на весь переулок – поведение, недостойное не только джентльмена, но и просто мужчины.
Пистолет не становится для него сюрпризом, наоборот, сколько можно ждать-то?! Первого противника он вырубает быстро и точно. С обладателями огнестрельного оружия Гарри не любит играть, вот ножи и кастеты – другое дело, пусть ползают и пытаются подняться. Неожиданностью становится Эггси, появившийся в дверях бара. Галахад кидает быстрый взгляд и чуть не стонет: куда его несет?! Мальчишка почти не держится на ногах и слеповато щурится, пытаясь разглядеть происходящее в переулке. Гарри Харт недовольно морщится: чему их только Мерлин учил?! С такой координацией движений нужно было сразу из бара труповозку вызвать, чтобы никого не утруждать в дальнейшем. Но самое главное, что более неподходящий момент для его появления трудно представить: Гарри на прицеле у того самого Джека. И неприятнее всего, что тот сдвигает руку, переводя дуло пистолета в направлении Эггси.
Гарри одним невероятным прыжком сбивает парня на землю и придавливает собой. Он делает это очень вовремя – пуля проходит в нескольких миллиметрах от кожи и обжигает его щеку. Ругаться на Эггси в таком состоянии бесполезно, но он все равно не сдерживает раздраженного шипения:
– Жить надоело? Какого хуя ты сюда приперся?!
– Ты без пиджака, – Эггси смотрит осоловелым взглядом и улыбается, растянувшись под ним на мостовой. Гарри сглатывает ком в горле и морщится: его упрямое тело реагирует даже в этот момент. Напряженные мышцы, однако, готовы переместить их в пространстве в любую секунду, это позволяет ему взять небольшую паузу на просчет наилучших вариантов. Звук осечки все равно вызывает вздох облегчения и ухмылку – покупка дешевого оружия всегда имеет свои последствия. Галахад ненавидит все некачественное. Собственное тело тоже может подвести (вот как сейчас! Он аккуратно сдвигает бедра, чтобы не упираться в Эггси напряженным членом так откровенно), но это всегда только своя вина – мало тренировался, не доучил, не проконтролировал; а подводящее тебя оружие – хуже не бывает. Хотя сейчас это им на руку.
– Боишься, что простужусь? – ухмыляется он, резко садясь и рывком отшвыривая парня к ближайшей стене: кажется, возня с пистолетом уже закончена.
– А кожа у тебя тоже пуленепробиваемая? – насмешливо раздается в спину, и Гарри на мгновение теряет равновесие, потому что этот удар достигает свей цели. Эггси вышел потому, что беспокоился за него?.. Он упрямо мотает головой, сосредотачиваясь на Джеке. Все равно в таком состоянии – это не меньше, чем акт суицида. – И мне нравится смотреть, как ты дерешься, – Эггси смеется так, словно они смотрят в кинотеатре какую-то комедию, а вокруг них только столь же непринужденно ржущие зрители. Гарри ощущает дрожь, охватывающую все тело, и понимает: дальше падать уже некуда. Контроль над ситуацией? О чем вы?!
Джека он бьет с остервенением. В суде бы сказали, что он был в состоянии аффекта, но это не так: разум Гарри остается ясным и спокойным, он просто вымещает злобу и останавливается только тогда, когда лежащее тело покрывается потенциальными синяками. Поднявшийся Эггси уже ждет его в дверях бара, и от выражения его глаз у Галахада кружится голова: неприкрытое восхищение и восторг – совсем не то, что сейчас требуется, чтобы успокоиться.
Он вынужден не разрывать зрительный контакт, пока они не возвращаются за свой столик. Без пиджака его эрекция будет незаметна только слепому, поэтому ни в коем случае нельзя дать Эггси перевести взгляд. Но эти глаза сейчас поджаривают его на медленном огне… Усадив пошатывающегося парня на диванчик, Гарри под предлогом обработки ушибов убегает в туалет, и скорость его намного превышает ту, с которой он выходил на улицу.
Галахад сразу залетает в кабинку, запирается и дрожащими от нетерпения руками расстегивает брюки. Остается только поблагодарить Бога, что в данный момент глубокая ночь, и они – единственные оставшиеся посетители, потому что прикосновение к своему члену вырывает из груди глухой протяжный стон, и его Гарри не смог бы удержать никак. Хотя Бог тут совершенно не причем; единственный, кто мог бы претендовать на звание его идола, кумира, остался за их столиком. Он закусывает губу, прижимается лбом к прохладному пластику и дрочит. Резко, отрывистыми грубыми движениями, фанатично; Галахад стискивает член до боли: кажется, уже давно должны полопаться сосуды, но возбуждение только нарастает, заставляя его задыхаться, пытаться протолкнуть в сжатые легкие воздух и терзать губу зубами. Если бы не алкоголь, Гарри бы давно кончил; процесс мастурбации не приносит сейчас удовольствия, он хочет только одного – разрядки.
Долгожданный оргазм накрывает его девятибалльными волнами. Все это время не хватало просто представить его мальчика, вжатого щекой в этот дрянной, дешевый пластик и пытающегося зацепиться пальцами за что-то, силящегося найти опору, пока Галахад вколачивался бы в него своим членом. Перед глазами все плывет, и тонкие стенки шатает балла на три. Гарри, словно со стороны, слышит свой протяжный, мучительный, непристойный стон и обильно выплескивается, вдавливая головку члена в свою подрагивающую ладонь.
В зал Галахад возвращается спокойный и собранный. Он полностью привел одежду в порядок, осмотрел темнеющий синяк на скуле, промыл разбитую бровь и даже несколько минут стоял у распахнутого окна, чтобы выветрить с себя этот острый мускусный запах секса. Гарри прижимает к кровоподтеку пакет со льдом, любезно принесенный официантом, пока ждет счет. Расплачиваясь, он думает, что мог так не стараться, восстанавливая идеальностью своего облика – Эггси безмятежно спит, уткнувшись носом в сгиб локтя разбросанных по столу собственных рук. Изгиб их настолько неестественен, что должен был бы причинять дискомфорт, но парень улыбается во сне так, точно это самая удобная для него поза.
До кэба Гарри тащит мальчишку на себе, внутренне матерясь. Не потому что тело для него тяжелое и неподъемное, а потому что становится слишком желанным, с каждым физическим контактом все больше и больше. Невозможность, собственный запрет вожделеть – пытка. Но еще большая пытка – ощущать сейчас прижимающегося к себе горячего мальчишку и знать, что не имеешь никакого права его касаться.
В машине Гарри запихивает Эггси в самую глубину, а сам шарахается от него, как от чумного, прижимаясь к противоположной дверце. Мелькающие за окном городские панорамы ночного Лондона провоцируют состояние непокоя. Он бы не поручился точно идентифицировать причину своего раздражения. Был ли это мелькающий неровный свет разноцветных фонарей и неоновых вывесок, или собственное бессилие в попытках взять себя под контроль, или же Гэри Анвин, быстро и незаметно передвинувшийся вплотную к нему и уткнувшийся в шею таким образом, чтобы цеплять губами его шею при резких движениях автомобиля. Гарри пробивает всеми пятью тысячами вольт от каждого этого прикосновения.
– Гарри? – сонно бормочет Эггси, просыпаясь, когда их подбрасывает на неровной поверхности дороги.
– М? – вопросительно мычит Галахад и разворачивается на голос. Хотя их губы сейчас находятся в опасной близости друг от друга, а сердце беснуется в плену ребер, ему удается сохранять абсолютно спокойный взгляд. По крайней мере, он сильно на это надеется.
– Где мы? – мальчишка щурится, но не пытается оглядеться вокруг, а только впивается в глаза Гарри своим взглядом.
– Домой едем. Спи.
Галахад умалчивает, что они едут к нему домой. Для этого тоже можно было бы придумать море причин, но он сегодня чертовски устал для этого. Они едут к нему, потому что ему так хочется; они едут к нему, потому что ему так удобнее.
– Сколько ты все-таки выпил? – Гэри прилагает все усилия, чтобы не дать закрыться глазам.
– Почти две.
– Не считается, ты обещал три! – вялая попытка возмутиться может вызвать только усмешку. Кажется, парень и сам это понимает, потому что обмякает на нем, улыбается и прикрывает глаза. – Все равно ты охуенный.
Галахаду сводит судорогой все тело, сдавливает горло, отдается болью в челюсти то мимолетное касание губ, которым одаривает его Эггси, снова утыкаясь носом в его шею и засыпая. Всю оставшуюся дорогу Гарри сидит, как истукан, дышит через раз и не шевелится. Кажется, все тело покрывается льдом, каменеет, и только рот горит от короткого мазка чужих губ.
Из машины Гарри выносит Эггси на руках. Мозг еще пытается возразить, намекнуть, что можно передвигаться и другими способами, но Галахад посылает его нахуй. Не сегодня, сегодня падать уже дальше некуда, а Гэри все равно спит.
Следующее испытание подстерегает его через десяток минут. Он укладывает Эггси в свою постель, негнущимися пальцами развязывает его галстук, стягивает носки и брюки, оставляя в одном белье, и мучительно медленно расстегивает пуговицы на рубашке. Гарри хорошо видит в темноте, но сейчас в глазах темно от возбуждения, а в ушах набатом бьется шум собственной крови. Он задерживает дыхание, сажая Эггси, приваливая его к себе и аккуратно высвобождая плечи из плена белоснежной ткани.
– Я прекрасно мог бы выспаться в костюме, – бормочет тот, просыпаясь в самый неподходящий момент и с удовольствием потягиваясь всем телом.
– И Персиваль был бы в восторге от твоего вида завтра, – деревянным голосом отвечает Гарри, опускает его на кровать и укрывает одеялом. – Спи.
– Да пошел он, – Эггси широко ухмыляется, утыкается носом в подушку и мгновенно выключается, словно невидимый рубильник повернув.
Гарри Харт осторожно прикрывает за собой дверь, спускается вниз, достает бутылку бурбона и направляется в кабинет. Он же, и правда, обещал выпить три. А еще, кажется, последние лет тридцать не бился головой о стену. Это досадное упущение нужно исправить немедленно.

***

Утро встречает Гарри зверской головной болью – она просто вгрызается в мозг, неторопливо поглощая все его извилины. Вообще, он не планировал засыпать – глотал терпкий бурбон у себя в кабинете, вытянувшись в мягком кресле. Даже когда он осознал свою влюбленность в Эггси, то не мог подумать, что будет так тяжело. В его жизни было достаточно чувств как разделенных, так и неразделенных, но ни в одной ситуации не было так сложно. Когда были шансы, можно было их использовать, когда не было, можно было уйти. Здесь нельзя было делать ни того, ни другого; и можно было бы без труда пережить и яркие эмоциональные переживания, и острые физические реакции, если бы они были по отдельности. В случае с Гэри Анвином его накрывало такой волной разнообразных чувств, что он начинал терять контроль, а в некоторые моменты уже не начинал: становился бесконтрольным существом, обуреваемым страстями сродни звериным инстинктам. Их с Эггси прикосновения друг к другу хранились у Гарри в папках "Ценное" и "Чрезвычайно секретное". За один вечер эти папки пополнились коротким поцелуем, ситуацией с соусом, выглядящей, как попытка соблазнения, и пальцами Эггси, которые так хотелось переплести со своими. О том, как он раздевал мальчишку, Гарри Харт старался не думать, иначе они рискуют проснуться в одной постели. И это, скорее, «неизбежно», чем «возможно».
Вымуштрованному годами организму не составило труда разбудить его вовремя, но лучше вообще не спать, чем спать полчаса, уронив голову на стол. На щеке остаются следы от часов, а на руке – точечки от строй щетины. Да и вообще зеркало ему сейчас говорит, что он – очень помятый джентльмен после трехдневной пьянки. Душ, чистая одежда, освежающий лосьон для бритья проводят его жизнь в порядок, но ничуть не проясняют сложившуюся ситуацию.
Гарри возится на кухне, тщательно спрятав костюм под хрупкую ткань накрахмаленного фартука и высоко подвернув рукава рубашки. Надо бы разбудить Эггси, но одна мысль о теплом почти обнаженном теле, разметавшемся под его одеялом, заставляет стирать зубную эмаль, поэтому Галахад решает сделать это немного позже. Эггси говорил, что с утра его ждет Мерлин, иначе ему можно было бы просто оставить ключи от дома.
– Шикарный синяк, Гарри!
На немного хрипловатый со сна голос оборачиваться не стоило, Гарри Харт и так знал, кто это, но все же обернулся, и зрелище того стоило: на мальчишке были только пена для бритья и его банный халат, небрежно перехваченный поясом ровно настолько, чтобы не позволять бордовому полотну свалиться с плеч. Если бы это был не Эггси, Гарри восхитило бы это четко выверенное сочетание драпировок. Халат был надет таким образом, чтобы, скорее, открывать самые выгодные ракурсы изгибов тела, чем скрывать их; это мгновенно провоцировало яркую игру воображения. Но Эггси бы не пришло в голову сделать это намеренно, зато умение случайно делать идеальные вещи было одной из самых характерных для него черт.
– Откуда? – Эггси широко зевнул, на мгновение смутился под взглядом Харта, торопливо прикрыл рот рукой и снова дерзко сверкнул глазами: – На чей-то кулак ночью напоролся?
– Да, два раза, – хмыкнул Галахад. Пена на лице парня сейчас была отличным предлогом, чтобы отвести взгляд от его тонких лодыжек. Если он собирался бриться, логичнее было бы сделать это в ванной, если не собирался, то что подразумевает под собой этот перформанс? Галахаду приходится убеждать себя, что это отличная разминка для мозга, потому что выше лодыжек и колен его взору открывается много интересных деталей, которые мозг, памятуя о вчерашних послаблениях, настойчиво предлагает изучить. На ощупь. А лучше, и вовсе, языком. – Что у тебя с лицом?
– С лицом? – Эггси удивляется совершенно искренне, трет щеку, несколько секунд пялится на пену, и его лицо светлеет: – Точно! Где у тебя бритва? Я не нашел.
Гарри закатывает глаза. В его ванной комнате нет ничего такого, что он бы хотел скрыть от Гэри, но обшарить все прежде, чем задать вопрос?.. Читать лекцию о манерах у него самого нет сейчас настроения, так что он просто коротко отвечает:
– Второй ящик справа, черный футляр, – и отворачивается обратно к плите. Подальше от этих ног, взъерошенных волос и сонных глаз.
Когда Эггси коротко благодарит и возвращается обратно, Галахад пытается понять, что с ним самим происходит. Наравне с интересом к Эггси и его телу он чувствует невозмутимость и нечто, схожее с апатией. Возможно, все не так плохо, как ему казалось? Временное наваждение, а не любовь; недостаток секса, а не жажда именно этого тела?
"Впрочем, эмоциональное выгорание тоже пришлось бы к месту", – меланхолично думает Гарри Харт, когда лопатками ощущает приближение Эггси.
– Что готовишь?
– Овсянку.
Гарри оборачивается, и ему хочется рассмеяться, глядя на вытянувшееся лицо мальчишки.
– Серьезно? – несчастным голосом уточняет тот.
– Я люблю овсянку, – отвечает Галахад, ставит на уже сервированный стол тарелку каши и улыбается: – Но для тебя я приготовил классический английский завтрак.
Исподтишка он наблюдает, как Эггси сметает томаты, колбаски, яичницу с беконом и шампиньонами, заедает тарелкой овсянки и довольно улыбается. Гарри нравится такая улыбка парня: открытая, искренняя и честная, а больше всего ему нравится то, что эту улыбку так легко может вызвать любая мелочь.
Он уже заканчивает завтрак, когда мальчишка неожиданно, словно резко меняя проложенный фарватер, оказывается рядом и осторожно прикасается к опухшей брови.
– Я тут вспоминал вчерашний вечер… с чего ты полез драться?
В голосе, кроме смеха, звенит напряжение, и Галахад, подняв глаза, тонет в теплом и внимательном взгляде, таком же, как вчера в машине.
– Размяться захотел, – он улыбается, пока Эггси не проводит пальцами по синяку. С эмоциональным выгоранием он поспешил с выводами, куда там! От простого касания пальцев его всего охватывает дрожь, и больше всего сейчас ему хочется поцеловать Эггси. Их губы находятся в зоне первостепенного риска: стоит немного приподняться, и они встретятся. Еще проще пленить пальцы – требуется всего лишь легкий поворот шеи, но Галахад мягко отстраняется и встает. Избегать любых прямых физических контактов с Гэри Анвином – решение, принятое на исходе бутылки бурбона. Уклоняться, уворачиваться – неважно, как это будет выглядеть; главное – не давать к себе прикасаться. – А ты сам не помнишь?
– Плохо, если честно, – Эггси морщится, будто у него болят зубы. – Кто-то сказал что-то не то, и ты шикарно отпинал их в переулке. А дальше черная дыра. Вместо тебя три бутылки вискаря выхлестал я?
Гарри кривится от формулировок и начинает убирать со стола, обходя Эггси по приличной дуге. Даже если тот сейчас подастся вперед, этого не хватит, чтобы прикоснуться.
– Ты выпил всего половину бутылки и съел один стейк. Стоило так громко заявлять о своем намерении употребить скромный кусок мяса? – добродушно подшучивает он.
– Я вот хотел спросить, – Гэри Анвин растягивает слова, по-охотничьи следуя глазами за Галахадом, – синяки на лице – это акт мазохизма? Не верю, что ты не мог уклониться.
Гарри уже относит посуду в кухню, когда в лопатки врезаются новые цветовые оттенки интонаций, и нельзя не поразиться, как Эггси мастерски владеет этим искусством. "Музыка – искусство интонируемого смысла", – фраза всплывает в голове сама, Гарри понятия не имеет, где и когда ее прочел, но это точно о голосе Эггси: только что можно было захлебнуться в теплых переливах бархатистого тембра, а сейчас ощущается только острота злости и раздражения.
– Да, решил вспомнить, как это, когда тебе бьют морду, – агент Галахад ухмыляется, намеренно увеличивая дистанцию между ними бранным словом.
– Гарри, манеры – лицо мужчины, – укоризненно раздается в ответ, – лицо, а не морда. Впрочем, если захочешь, чтобы тебе набили морду, ты всегда можешь обратиться ко мне, я с превеликим удовольствием помогу тебе разобраться с этим небольшим затруднением.
И в этой фразе нет места смеху.
Путь в кэбе они проделывают в полном молчании, а в офисе Эггси убегает настолько быстро, словно действительно боится опоздать к Мерлину. Гарри сидит у себя в кабинете, рассеянно листает документы по прошлому делу, потом мнет в руках газету и пытается понять, что произошло. Судя по поведению мальчишки, он его обидел. Только, чем и когда успел, для Гарри остается загадкой. Это пойдет на пользу увеличению дистанции между ними, но Галахад не любит не понимать механику произошедшего. Ударить словами можно не менее больно, чем кулаком, но ударить случайно – хуже придумать сложно.
– Какой у тебя рост? – Эггси врывается в его кабинет без стука.
– Шесть футов и полтора дюйма, – отвечает Гарри, рассматривая мальчишку. Опять взъерошенный и, определенно, злой. – Позволь узнать, зачем тебе потребовалась эта информация?
– Каблуки выбираю, – огрызается агент Анвин и исчезает.
Глядя на закрытую дверь, Гарри на мгновение задумывается, не сон ли это: слишком сюрреалистично звучит заявление про каблуки. Он находит Эггси в общем зале, устраивается в кресле напротив и вежливо интересуется:
– Прости, я, кажется, неправильно расслышал. Что ты выбираешь?
– Туфли на каблуках, – скороговоркой выпаливает Эггси, закатывая глаза, и продолжает без паузы: – Ты умеешь танцевать танго?
– Умею, – кивает Галахад и возвращается к предыдущей теме: – Зачем тебе туфли на каблуках, и причем тут мой рост?
– Ма... – мальчишка запинается и смотрит в папку. – Машише?
– В том числе, – Гарри кивает, откидывается на спинку кресла и ждет, пока Эггси расскажет ему сам. Каблуки и танго вызывают нехорошие предчувствия. Мальчишка вздыхает, отрывается от планшета и бумаг, смотрит в глаза Гарри. Глаза Эггси сейчас, как льдинки: холодные и колючие. Галахад спокойно выдерживает этот взгляд, а вот услышанное выбивает почву из-под ног:
– У нас с тобой задание: через три дня вечером мы идем на официальное сборище каких-то там танцоров танго, в общем, нам придется танцевать. Кингсмену понадобились мои, – мальчишка усмехается, – волшебные ручки. Так что у тебя три дня, чтобы научить меня этой машише. И да, я буду на каблуках и в платье, – Эггси бросает последнюю фразу и с вызовом смотрит Гарри в глаза.
Галахад не знает, чего ожидает мальчишка: насмешки над тем, что ему придется идти на задание в образе женщины? Глупость какая, эта участь никого из них не миновала, всем когда-то приходилось изображать женщину – их всегда в Кингсмене было меньше. Да и иногда требовались способности определенного агента. Сейчас он уже староват для того, чтобы изображать прекрасную леди, а вот из Эггси можно сделать потрясающую красотку.
– Эггси, – Гарри вздыхает и чуть подается навстречу, опираясь локтями на свои колени, – ты правда думал, что я буду над этим смеяться? – он укоризненно качает головой.
– Тебе же меня сопровождать, – резко отвечает Эггси, но взгляд его смягчается.
– Три дня на танго?.. – Галахад с сомнением смотрит на Гэри.
– Я способный, – смеется тот и поворачивает планшет экраном к наставнику, показывая картинку: – Как тебе? Платье мне сошьют, а туфли не успеют.
– Отличный выбор, – Гарри поднимается. – Жду тебя в зале.
Не дожидаясь ответа, он выходит. Эггси в платье – это не страшно. Более того, возможно, ему будет чертовски идти. Машише – это большая проблема. Бразильское танго, самый сексуальный и горячий вид танго. Движения его носят откровенный эротический характер, а флирт и соблазнение партнера столь же обязательны, как основные движения. Как будет реагировать Эггси на сексуальные сигналы, исходящие от него, Галахаду интересно. Будет ли он вообще как-то реагировать на эти прикосновения, резкие движения, взгляды? Но стоит только представить, как будет соблазнять его Эггси, и становится понятно, что единственное, что его может спасти – абсент внутривенно. Или, на худой конец, криогенная заморозка, иначе его ничто не удержит от того, чтобы трахнуть Гэри Анвина прямо на лакированном полу. Даже не трахнуть, а выебать, не сильно интересуясь его мнением.
"Пресвятые угодники, помогите мне!"
Гарри разминается в ожидании Эггси. Прикидывает, на сколько хватит его выдержки, сначала снимает пиджак, а потом надевает обратно – пусть будет дополнительная преграда, разделяющая их тела.
Эггси на удивление легко усваивает все шаги и переходы. Гарри ожидал, что ему оттопчут ноги по самые колени, но мальчишка всего несколько раз наступил ему на ногу и еще несколько – зацепил ботинки. С чувством ритма и памятью у него тоже нет никаких проблем, и уже через несколько часов он свободно скользит по паркету. А вот когда Гарри просовывает ногу между его ног, резко вжимается бедрами и опрокидывает его на спину, удерживая за поясницу и не отводя взгляда, мальчишка выталкивает воздух из легких и смотрит на него расширившимися зрачками.
– Ты быстро учишься, – с неожиданной хрипотцой в голосе говорит Гарри. – Прямая спина, четкие шаги, отличное попадание в ритм, но танго – это не только техника, танго – это, прежде всего, страсть.
Он рывком поднимает Эггси наверх, прижимая к себе, касается щекой виска и медленно, словно хищник, движется вперед, не выпуская парня из объятий. Гэри стискивает на нем ладони, словно тиски, дышит, как загнанный зверь, и непонятно, чье сердце сейчас беснуется в груди: Эггси или Гарри. Или же это оба?..
Галахад не пытается прочистить горло, хотя хрипит ему в ухо, как хрипел бы от сильной простуды:
– Ты должен доверять мне, Эггси.
– Я доверяю тебе с первого дня. Ты все еще не заметил? – еле слышно отвечает мальчишка, и кажется, что он напрягается еще больше. Это уже даже не вытянутая струна, это стальная арматура.
– Ты должен флиртовать со мной, – Гарри отталкивает от себя Эггси, и за секунду до того, как тот готов грохнуться спиной на лаковый паркет, ловит его за руку и одним движением возвращает к себе в объятия. – Ты должен соблазнять меня… соблазни меня, Эггси, – выдыхает он в ухо, обжигая его дыханием.
Гарри Харта заносит. Он чувствует себя пьяным, хотя не брал в рот ни капли алкоголя со вчерашней ночи. Паркет сейчас, как палуба дрейфующего в неспокойном море корабля, и чтобы сохранять равновесие, пересечь ее четким шагом, не цепляясь за борта, требуется концентрация всего организма. Это же слаженная, подвластная мозгу, тренированная система, ну! Никакой член, навязчиво упирающийся в молнию на брюках, не должен мешать адекватной работе мозга! Галахад готов дать себе по морде сам, не дожидаясь, пока это сделает кто-то другой, лишь бы его голова сейчас заработала в обычном режиме, лишь бы включился внутренний тормоз. Боже, да где же там этот стоп-кран?!
– Собла-азнить?.. – тянет мальчишка и немного отстраняется, глядя на него. От пожара, разгорающегося в глубине зрачков Эггси, Гарри чувствует себя объятым пламенем. Огненный столб взвивается до небес. Во времена tabula rasa огонь был основой мироздания. Древнейший мифологический архетип, первичный образ, ассоциативно направляющий развитие его мыслей. В древности огонь символизировал душевную чистоту человека. Жертвоприношения на костре, казнь еретиков, самосожжение – и сейчас Галахад сам готов взойти на любой алтарь. Это его аутодафе, его казнь, его самосожжение как акт веры он сам шагнул в этот костер, предложив Эггси соблазнить себя. Гарри Харт готов гореть дальше, сойти в геенну огненную, пересечь долину Еннома и рассыпаться пеплом, взвиться до небес, возродиться – сделать все, чего потребуют эти глаза.
Слова Эггси доходят до него не сразу.
– Я соблазню тебя, Гарри.
Галахад молчит. Он молчит, когда Эггси подается вперед и раздвигает его ноги резким движением скользнувшей вперед туфли. Так выбивают опоры у моста, так выбивают табурет из-под ног висельника, так он теряет точку опоры, перемещая вес на одну ногу, но не теряет равновесия. Его осанка плывет, плечи опускаются, спина сгибается, и Гэри снова сжимает пальцы, резко дергая Гарри на себя, заставляя выпрямиться. Весь его взгляд говорит: «Ну, как тебе, Гарри?»
– Неплохо, мой мальчик, – Гарри склоняется вперед, касается носом носа Эггси, нависает над ним. – Только не забывай, кто из нас ведет.
Агент Анвин смеется и делает шаг вперед, Гарри повинуется этому движению и отступает на полфута – что бы не происходило между ними, это должно оставаться частью танца. Только сейчас ему хочется толкнуть Эггси так, чтобы его швырнуло о стену, приложило до боли затылком о жесткую преграду, но он только поднимает локоть, устанавливая его параллельно полу, и сжимает вторую руку на пояснице, почти переламывая мальчишку пополам. Гарри Харт впивается безумным взглядом в его шальные глаза, делает несколько напористых шагов вперед, неуклонно заставляя повиноваться своему натиску, перехватывает ладонь и отшвыривает, раскручивая с такой силой, что сквозь музыку слышен хруст чьих-то суставов. Его? Эггси? Гарри не задумывается, снова сжимает плечи парня, вернув в его объятия и таким же рывком заставив выпрямить спину.
– Не забывай этого, Эггси, – Галахад снова опрокидывает его на спину, и их губы оказываются буквально в дюйме. Эггси сглатывает и отводит глаза, а Гарри сжимает его кисть до боли. – Никогда не разрывай зрительный контакт во время танца, Эггси. Ты понял? Ни-ког-да, – чеканит он по слогам. Гарри Харт собирается продолжить свою отповедь, но захлебывается обжигающим воздухом, когда разогнувшийся Эггси, нахально глядя ему в глаза, высоко закидывает ногу, прижимается коленом к его бедру, а лодыжкой почти касается ягодиц. Движение, подсмотренное в каком-то фильме, простое, но эффектное, и ставшее неожиданностью для самого Гарри. То, что делает Анвин дальше, слишком походит на безумие: просовывает свою ногу между его и скользит вперед, спускаясь все ниже до тех пор, пока буквально не распластывается по полу. И, как прилежный ученик, не разрывает этого блядского зрительного контакта. У Галахада темнеет в глазах, и он замирает, пытаясь обуздать себя. Проще всего в такой позе будет рвануть молнию на своих брюках и сгрести короткие светлые волосы на затылке, утыкая лицом мальчишку себе в пах. Следующий звук, который могут издать его голосовые связки, прозвучит, как звериный рык, поэтому он рывком поднимает Эггси с пола и идет выключать музыку.
– Ну, как, Гарри, я – способный ученик?
Голос Эггси звучит устало, дыхание сбито, как после кросса, но улыбку Галахад чувствует спиной. «Ты уверен, что не умеешь танцевать танго?» – хочется спросить в ответ, но он только поводит плечами и спокойно произносит:
– Способный, но мы продолжим завтра – на каблуках тебе будет сложнее повторить все то, что ты делал сегодня. До завтра, Эггси.
Гарри, не оборачиваясь, выходит из зала и на негнущихся ногах направляется в ближайший туалет. Хорошо, что здесь нормальные изолированные помещения с дубовыми дверями. Здесь все сделано для комфорта, даже сливные бачки спрятаны в стену, а места было бы достаточно, чтобы с комфортом выспаться.
Его возбуждение сейчас не сравнить с тем, которое было в баре – впору сознание терять. Он опускает крышку унитаза, устало оседает сверху, позволяет плечам опуститься и найти опору позади себя, а ногам – вытянуться во всю длину. Гарри расстегивает свои штаны, морщась от болезненной чувствительности члена, спускает брюки до колен, а потом, подумав, вообще вытаскивает их них одну ногу. Ему не нужна сейчас никакая визуализация, никакие образы Эггси – эти образы только что несколько часов маячили у него перед глазами, сосредоточенно покусывали губы и прижимались то грудью, то бедрами. Он широко разводит ноги и не спеша облизывает свою ладонь. Просто вылизывает от запястья до основания пальцев, обильно смачивая слюной, а потом погружает пальцы в рот, обводя каждый их них языком.
Обхватив ладонью свой член, Гарри думает, что такими темпами он сойдет с ума за эти три дня. И чего Мерлину вздумалось направлять именно его на задание с Эггси? Шел бы сам или отправил Агравейна, оба танцуют не хуже. От мысли о том, что все то же самое Эггси мог бы вытворять с Агравейном, все существо накрывает беспросветная тьма жгучей ревности. Нет уж, обойдутся, он сам научит Эггси танцевать! Просто давно пора носить с собой смазку! Резких движений сегодня будет недостаточно, Гарри хочет большего. Он прерывается, распускает галстучный узел, расстегивает пиджак и рубашку. Развалившись на унитазе в офисе секретной службы, почти голый агент Гарри Харт, известный как Галахад, непристойно раздвигает ноги и надрачивает свой член со всей страстью, охватывающей его тело. «Если здесь установлены камеры, кто-то может сорвать джек-пот с таким шикарным компроматом», – лениво думает он, упирается затылком в стену и бесстыдно стонет. Гарри скользит второй рукой по своей груди широкими оглаживающими движениями, цепляет соски и коротко царапает ногтями шею. После такого возбуждения оргазм непременно наступит быстро, Галахад ловит его на подступах – и до боли сжимает собственную мошонку, заставляя волну удовольствия отхлынуть, смешаться снова с океаном эмоций. В его собственном стоне ему чудится удивленная нота, словно организм не в силах поверить в такое коварство: не дать кончить, когда есть такая чудесная возможность! Он сегодня не хочет так, не хочет быстро, Гарри хочет, чтобы ему полностью снесло крышу, только не в присутствии Эггси, а наедине с собой – это тот максимум, который можно себе позволить. Поэтому он с удовольствием теребит свои набухшие соски, ласкает, как не ласкали их его любовники и любовницы – возможно, не предполагали эрогенной чувствительности в этом месте, возможно, просто не хотели, но Гарри иногда хотелось ласки именно такого вида. Галахад растирает их подушечками пальцев до тех пор, пока дуновение воздуха не становится для них болезненными, а потом начинает немного покручивать, оттягивая вверх.
Его ладонь неподвижна, пальцы сжаты в кольцо; Гарри работает бедрами, бесстыдно всаживая член в собственную руку, щиплет свои покрасневшие от такого обращения соски и стонет – о, как он стонет! Такого разврата в постели Галахада не позволял себе ни разу, даже там он старался по возможности оставаться сдержанным джентльменом, но Эггси одним своим видом заставляет Гарри открывать в себе новые грани распущенности и безнравственности. До его появления думал ли Галахад, что по собственной воле будет дрочить в туалете, пребывая в таком безобразно вульгарном виде? Никогда! Однако сейчас даже эта мысль подстегивает его возбуждение, вынуждает тело двигаться быстрее, сокращает мышцы снова и снова, пока не наступает развязка.
Гарри грязно ругается в пустоту, глотает свои стоны и хрипы, пошло дергает бедрами, пытаясь продлить удовольствие, от которого хочется поскуливать и упасть в обморок. Да что там в обморок, он готов заснуть на полу прямо здесь!
Вытирая пальцы, Гарри размышляет, что пока он способен сдерживать поскуливания и желание заснуть, вытянувшись на полу, еще не все потеряно, но ему определенно нужна хорошая сигара. И бром.